Люблю кушетки. Мягкие. Уютные. Обнимающие своей кожаной обивкой, словно руки матери.  Лежа на них, совсем не хочется ни о чем думать.  Не хочется никуда вставать.  Бежать по делам. Хочется лишь только продолжать размеренно дышать. Ощущать, как натруженные за день мышцы медленно расслабляются. И как под тихие стуки сердца тяжелеют веки.
– Ох, – резкий скрип двери и вздох следом за ним заставили меня вздрогнуть и распахнуть глаза.
В проеме входной двери просторного светлого кабинета появился смутный силуэт. Пройдя несколько шагов, он приблизился  к старому колченогому письменному столу. Небрежно протянул руку и взял папку, лежавшую в дальнем конце столешницы.
Это был доктор Майкл Барнетт. Я нередко ловила себя на мысли, что ему очень шло это имя. Тот редкий случай, когда приятная уху фонетика взаимодействовала с атлетичной фигурой, высоким ростом, точенными скулами, волевым подбородком, темной копной волос и выливалась в доброй души человека. Правда, не смотря на удивительное сочетание сладкозвучного имени и внешности, мне всегда было привычнее звать его просто – «Док».  Может от того, что  мы знали друг друга уже сотню лет. А может от того, что вопреки  мозгоправительному уклону психиатрической практики, он был единственным человеком, которому я смела доверить  здоровье.
– Даже не верится! Неужели мое занудство было так ужасно, что минута отлучки вогнала тебя в дремоту? 
Держа папку на виду, Док прошаркал вдоль своего рабочего места к низкому креслу рядом с кушеткой, на которой я и расположилась.
– Прости, – я скорчила смешную гримасу, а затем лениво потянулась, разминая косточки, –  не могла устоять от такого соблазна!
– Все еще страдаешь от недомоганий. Значит, проблемы с ночным времяпрепровождением продолжаются?
– Да! Чувствую себя заезженным мулом. Будто фермеры с Кейп-Код каждую ночь тайком запрягают меня в плуг и заставляют вспахивать поля, гектар за гектаром.
И это было мягко сказано. На самом деле, все было куда паршивее.
Все началось несколько месяцев назад. Как раз после того, как полковник Йон-Рогг похитил меня и попытался выставить приманкой для Мар-велла. Признаться, тогда я достаточно смутно помнила эти события  и взрыв инопланетного устройства  «психомагнетрона» оставался точно в тумане.  Но чем ближе была ночь, тем сильнее усиливалась моя беспричинная нервозность. Затем нападала жуткая хандра, мучительное чувство опустошенности, гнетущее и душу, и тело. А вслед за ней тягостное чувство усталости, томившее, сковывающее, отнимало у меня всю энергию.
Каждое утро я просыпалась в четыре часа и мчалась в ванную, где меня тошнило дешевой китайской едой. С ароматом сильного дезинфицирующего средства в носу, я наклонялась над унитазом, опускаясь коленями  на холодные каменные плиты пола. И в этом безобразном положении не могла вспомнить, как треклятая еда  мистера Чао (владельца забегаловки, что располагалась  через дорогу от снимаемой мною квартиры), попадала в мой желудок.
Да,  спутником вялости, усталости и тошноты оказалась амнезия. Точнее эпизодические потери памяти. Если бы не дыры в ней, дружба с Барнеттом так и продолжила протекать за стаканчиком в баре.  Но, наверное, где-то  глубоко внутри я знала, что мне требуется помощь.  И что где-то в закоулках моего подсознания есть то, что неустанно пытается вырваться наружу.
– Когда обычные пациенты жалуются на сон, я советую им избегать употребления продуктов, содержащих кофеин, ужинать не позже, чем за три часа до сна, избегать снотворного, увеличить число прогулок по свежему воздуху и двигательную активность. Но с тобой все сложнее.
Глубоко вздохнув, Док стал перелистывать содержимое папки.
– Кэрол Денверс, и почему с тобой всегда все сложнее?
Майкл вновь взглянул в свои записи. Видимо в них он указывал ту несвязную кучу симптомов, что я по два раза в неделе выдавала на сеансах.  Он почесал затылок, оттопырив губу. А потом вдруг выдал:
– Как ты относишься к гипнозу?
– Эм…
Меня поразила неожиданность. На наших консультациях с Майклом зачастую все ограничивалось непринужденными и общими темами.  Немного о детстве, немного о школе и о работе. А тут такой вопрос. Без подготовки. Сразу в лоб. Я слегка замялась, подыскивая подходящий ответ.
– Превосходно!
Подавляя приступ паники от того, что кто-то, пусть даже близкий знакомый, будет копаться в моем находящемся в беспомощном состоянии внутреннем мире, я растянула губы в натянутой улыбке.
– Мне всегда было интересно попробовать испытать гипноз на себе. Но, учти, Док, если под внушением мне придется вставать на четвереньки и с высунутым языком лаять, как дворовая собака, я пересмотрю к нему свое отношение!
– Ярая кошатница, так и запишем, – притворным жестом изобразив писанину, он протяжно выдохнул и вскружил пылинки в воздухе своим бархатистым баритоном: – Закрой глаза.
Я многое слышала о свойствах гипноза. Человеческий мозг всегда был неразгаданной загадкой. Однако мне все еще было неуютно, и в голову закрадывались уже не первые подозрительные мысли.
– И как это работает? Ты досчитаешь до пяти, и я усну?
Я попыталась рассмеяться. Но смех застрял в горле, и вместо него получился какой-то сдавленный хрип. Майкл цокнул.
– Не совсем. Но для начала тебе придется прекратить болтать и позволить мне делать свое дело.
Я повиновалась. Закрыла глаза, как он ранее велел. Откинулась на кушетку и попыталась расслабиться.
– Раз  – ты лежишь. 
Его голос стал глубже. Однако на слух пациента все казалось довольно глупым.
– Два. Твое тело начинает искать дорогу к свободе – и не только тело – все в тебе настраивается отпустить лишнее и довериться внутреннему.
Слова не производили никакого впечатления. А Барнетт продолжал свое цирковое шоу.
– Три. Ты лежишь.  Ты спокойно лежишь и наслаждаешься происходящим.  Ты отдыхаешь. Че-ты-ре. Время забыто.  Твое тело полностью расслабленно. И сейчас – ты все глубже погружаешься в глубины собственного «Я» – с каждым выдохом ты опускаешься все ниже, а с каждым вдохом становишься все легче.  Ты доверяешься ритму своего дыхания, которое  надежно несет тебя в мир образов и мир звуков.
Мне уже хотелось вскочить и прекратить весь этот фарс. Как вдруг, Док сказал: «Пять!».
В следующее мгновение я провалилась в темный колодец забытья.
Несколько секунд сплошной черноты. Щекотливое ощущение. Все кругом наполняло ощущение пустоты, смешанное с присутствием чего-то дремлющего. Я хотела оглядеть себя, но не смогла. У меня пропало тело.
Медленно и неспешно около меня стали собираться странные мерцающие точки, похожие на светлячков. Они все выглядели по-разному, были разного размера и цвета. Я поднесла руку к одной из них. Точка стала все чаще и чаще мигать, после чего, вспыхнув в последний раз более ярко, погасла, растворившись во мне.
Запрятанные подсознанием воспоминания начали один за одним прорываться наружу.
Меня пронзило холодом, потом жаром, а потом желанием кричать. И я закричала.
– А-а-а-а…  Нет!
– Кэрол? 
– Нет! Пожалуйста!
Все мое сознание сотрясалось от этих криков. Перед моим взором мелькали картинки, мелькали так быстро, что я даже не успевала толком их рассмотреть.
– Кэрол, где ты сейчас?
– Не знаю… Слишком темно. И больно. Боль…  – вопль раненного зверя, продолжал срываться с моих губ. – Дикая боль. Она повсюду! Пожалуйста, – я сжалась в комок и схватилась за голову. Кровь в висках громко пульсировала, отдаваясь эхом в ушах. – Прекрати это… Прошу, прекрати!
Прием, начавшийся совершенно обычно, обернулся сном. Сном наяву. А вернее – кошмаром.
– Кэрол, ты должна сфокусироваться, – сильные руки переживающего психиатра легли мне на плечи, – Соберись! Все под твоим контролем.
– Нет, –  сказала я обреченно. Каждое новое слово давалось с трудом. – Нет. Здесь главная – Она.
– Кто она?
На этот раз вскрикнул Майкл.
– Я… я не знаю. Красный цвет, он режет глаза.
– Попытайся разглядеть .   
– Нет… Мне больно… я… Я НЕ МОГУ! УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!
Я резко распахнула веки. Ярко оранжевые языки пламени вырвались из моих зрачков и потянулись к Доку. Словно кнуты они хлестнули его по испуганному лицу, оставив кровавые следы. Барнетт же, хватая ртом воздух, которого ему не хватало даже на один короткий вздох не мог говорить, но в его глазах читалась мольба. Мольба о пощаде.
И тут я поняла, что парю под потолком. А моя ладонь мертвой хваткой сдавливает его горло.
– О, Майкл, – я  одернула руку. Мы оба с грохотом рухнули на пол. – Мне так жаль.  Господи, кто я? Что я наделала?